Нож Паркинса соскользнул и срезал кожу с большого пальца.

— Черт, — негромко сказал Паркинс. — Думаешь, онвсамделишный писатель, а, Парк?

— А то. Чего далеко ходить — у него в тутошней библиотекетри книжки.

— Из жизни или из головы?

— Из головы. — Паркинс отложил нож и вздохнул.

— Флойду Тиббитсу придется не по вкусу, что какой-то типпроводит время с его бабой.

— Они неженаты, — сказал Паркинс. — А ей большевосемнадцати.

— Флойду это не понравится.

— По мне, так Флойд может насрать себе в шляпу и носить еезадом наперед, — сказал Паркинс. Он потушил сигарету о ступеньку, вынул изкармана коробочку из-под леденцов, сунул туда погасший окурок и убрал коробочкуобратно в карман.

— Где этот писатель живет?

— В центре, у Евы, — ответил Паркинс. Он внимательно изучалпораненный палец. — Позавчера он ездил наверх, смотреть дом Марстена. Истранная же была у парня физиономия.

— Странная? То есть?

— Странная, и все тут. — Паркинс вытащил сигареты. Солнцеприятно грело лицо. — А потом он поехал к Ларри Крокетту. Хотел снять этот дом.

— Дом Марстена?

— Угу.

— Он что, тронутый?

— Может, и так. — Паркинс согнал с левой штанины муху ипроследил, как та с жужжанием унеслась в светлое утро. — Старина Ларри Крокеттпоследнее время был шибко занят. Я слыхал, он ездил продавать ДеревенскуюЛохань. Коли на то пошло, так загнал он ее не вчера.

— Чего? Это старое барахло?

— Угу.

— Что ж можно захотеть в ней сделать?

— Не знаю.

— Ну. — Нолли поднялся и опять поправил ремень. — Объеду-кая город.

— Давай, — сказал Паркинс и опять закурил.

— Хочешь со мной?

— Нет, я, наверное, еще посижу тут.

— Ладно. Пока.

Нолли спустился по ступенькам, недоумевая (не в первый раз),когда же Паркинс решит уйти в отставку, чтобы он, Нолли, смог работать полныйдень. Как, скажите на милость, можно разнюхать преступление, сидя на ступенькахмуниципалитета?

Паркинс с чувством слабого облегчения наблюдал, как Ноллиуходит. Нолли был хорошим парнишкой, но уж больно энергичным. Паркинс вытащилскладной нож, раскрыл и снова принялся подрезать ногти.

4

Иерусалимов Удел был зарегистрирован в 1765 году (два векаспустя он отметил свое двухсотлетие фейерверком и карнавалом в парке; отслучайной искры загорелся костюм Дэбби Форестер «индийская принцесса», аПаркинсу Джиллеспи пришлось бросить в местный вытрезвитель шесть человек запоявление в пьяном виде в общественном месте), за целых пять лет до того, какМэн в результате Миссурийского Компромисса сделался штатом.

Свое странное название городок получил вследствие весьмапрозаических событий. Одним из самых первых здешних обитателей был суровыйдолговязый фермер по имени Чарльз Белнэп Тэннер. Он держал свиней и одного изсамых крупных хряков назвал Иерусалимом. Однажды во время кормежки Иерусалимвырвался из загона, скрылся в ближайшем лесу, одичал и озлобился. Не один годспустя Тэннер предостерегал ребятню держаться подальше от его собственности. Онперегибался через ворота и зловещим голосом каркал: «Коли не хочете, чтоб вамкишки выпустили, держитеся подале от Ерусалимова леса, подале от Ерусалимова удела!»Предостережение прижилось, название — тоже. Это мало что доказывает — вот разветолько, что в Америке и свинья может стремиться к бессмертию.

Главная улица, первоначально известная как портлендскаяпочтовая дорога, в 1896 году получила название Джойнтер-авеню в честь ЭлиасаДжойнтера. Джойнтер шесть лет (пока на пятьдесят девятом году жизни его не свелв могилу сифилис) заседал в палате представителей и ближе всего подходил кобразу человека, которым Удел мог бы похваляться… если не считать хряка Иерусалимаи Перл Энн Баттс, которая в 1907 году сбежала в Нью-Йорк-сити.

Точно посередине Джойнтер-авеню под прямым углом пересекалаБрокстрит, а сам городок был почти круглым (хотя на востоке, там, где границейслужила извилистая Королевская река, очертания городского массива немногоуплощались). На карте две эти основные дороги придавали городу очень большоесходство с окуляром телескопа. Северо-западный квадрант представлял собой северИерусалимова Удела — наиболее лесистую часть города. Он располагался навозвышенности. Правда, высокой она не показалась бы никому, вот разве чтокакому-нибудь жителю Среднего запада. Источенные старыми трактамилесоразработок старые усталые холмы полого спускались к собственно городу. Напоследнем холме стоял дом Марстена.

Большая часть северо-восточного квадранта представляла собойсенокосные луга: тимофеевку с люцерной. Там бежала Королевская река — стараярека, сточившая берега почти до основания. Пронося свои воды под небольшимдеревянным Брокстритским мостом, она плоскими сияющими дугами змеилась ксеверу, пока не вступала на территорию близ северных границ городка, где подтонким слоем почвы залегал твердый гранит. За миллион лет река пробила дорогу впятидесятифутовом камне скал. Это место ребятишки прозвали «Пьяницын прыжок»,потому что несколько лет назад брат Вирджа Ратбана, жуткий пропойца ТоммиРатбан искал место, где бы отлить, оступился и свалился с обрыва. Королевскаярека питала загрязненный фабриками Эндроскоггин, но сама всегда оставаласьчистой — единственным производством, каким когда-либо мог похвастаться Удел,была давным-давно закрытая лесопилка. В летние месяцы обычное зрелище являлирыбаки, закинувшие удочки с Брокстритского моста. День, когда вам не удавалосьвытащить из Королевской реки свой минимум, был редкостью.

Самым красивым был юго-восточный квадрант. Здесь земля сноваподнималась, однако после пожара не осталось ни уродливых ожогов, ниразрушенных верхних слоев почвы. Землей по обе стороны Гриффен-роуд владелЧарльз Гриффен, хозяин самой крупной молочной фермы к югу от Микэник-Фоллз, асо Школьного холма можно было видеть огромный гриффенов амбар, чья алюминиеваякрыша сверкала на солнце подобно чудовищному гелиографу. В округе были и другиефермы, а еще — немало домов, купленных «белыми воротничками», которые регулярноездили на работу либо в Портленд, либо в Льюистон. Иногда, осенью, стоя навершине Школьного холма, вы могли вдохнуть благоухание выжигаемых полей иувидеть игрушечный фургончик добровольной пожарной дружины Салимова Удела: онподжидал, чтобы вмешаться, если что-то пойдет не так. Урок пятьдесят первогогода для здешних жителей не прошел даром.